Написана в 1806 году в Вене.
Посвящено: Franz Joachim Reichsgraf von Oppersdorff1
1. Adagio. Allegro vivace
2. Adagio
3. Allegro molto e vivace
4. Allegro ma non troppo
Berliner Philharmoniker, Herbert von Karajan
Четвертая симфония — одно из редких в наследии Бетховена лирических сочинений крупной формы. Она озарена светом счастья, идиллические картины согреты теплом искреннего чувства. Не случайно эту симфонию так любили композиторы-романтики, черпая из нее как из источника вдохновения. Шуман называл ее стройной эллинской девушкой между двумя северными исполинами — Третьей и Пятой. Закончена она была во время работы над Пятой, в середине ноября 1806 года и, по словам исследователя творчества композитора Р. Роллана, была создана «единым духом, без обычных предварительных набросков… Четвертая симфония — чистый цветок, хранящий благоухание этих дней, самых ясных в его жизни». Лето 1806 года Бетховен провел в замке венгерских графов Брунсвик. Сестрам Терезе и Жозефине, прекрасным пианисткам, он давал уроки, а их брат Франц был его лучшим другом, «дорогим братом», которому композитор посвятил законченную в это время знаменитую фортепианную сонату опус 57, называемую «Аппассионатой» (Страстной). Любовь к Жозефине и Терезе исследователи относят к наиболее серьезным чувствам, когда-либо испытываемым Бетховеном. С Жозефиной он делился самыми тайными своими мыслями, спешил показать ей каждое новое сочинение. Работая в 1804 году над оперой «Леонора» (окончательное название — «Фиделио»), ей первой играл отрывки, и, возможно, именно Жозефина стала прообразом нежной, гордой, любящей героини («всё — свет, чистота и ясность», — говорил Бетховен). Ее старшая сестра Тереза считала, что Жозефина и Бетховен были созданы друг для друга, и все же брак между ними не состоялся (хотя некоторые исследователи считают, что отцом одной из дочерей Жозефины был Бетховен). С другой стороны, домоправительница Терезы рассказывала о любви композитора к старшей из сестер Брунсвик и даже об их обручении. Во всяком случае, Бетховен признавался: «Когда я думаю о ней, сердце у меня бьется так же сильно, как в тот день, когда я встретил ее впервые». За год до смерти Бетховена видели плачущим над портретом Терезы, который он целовал, повторяя: «Ты была такая прекрасная, такая великая, подобная ангелам!» Тайное обручение, если оно действительно состоялось (что оспаривается многими), приходится как раз на май 1806 года — время работы над Четвертой симфонией.
Премьера ее состоялась в марте следующего, 1807 года, в Вене. Посвящение графу Ф. Опперсдорфу, быть может, явилось благодарностью за предотвращение крупного скандала. Этот случай, в котором в очередной раз сказался взрывной темперамент Бетховена и его обостренное чувство собственного достоинства, произошел осенью 1806 года, когда композитор гостил в поместье князя К. Лихновского. Однажды, почувствовав себя оскорбленным гостями князя, настойчиво требовавшими, чтобы он играл для них, Бетховен наотрез отказался и удалился в свою комнату. Князь вспылил и решил прибегнуть к силе. Как вспоминал об этом несколько десятилетий спустя ученик и друг Бетховена, «не вступись граф Опперсдорф и несколько других лиц, дошло бы до грубой драки, так как Бетховен уже взялся за стул и готов был хватить им по голове князя Лихновского, когда тот взломал дверь в комнату, где заперся Бетховен. К счастью, Опперсдорф бросился между ними…»
В медленном вступлении возникает романтическая картина — с тональными блужданиями, неопределенными гармониями, таинственными отдаленными голосами. Но сонатное аллегро, будто залитое светом, отличается классической ясностью. Главная партия упруга и подвижна, побочная напоминает простодушный наигрыш сельских свирелей — фагот, гобой и флейта словно переговариваются между собой. В активной, как всегда у Бетховена, разработке в развитие главной партии вплетается новая, певучая тема. Замечательна подготовка репризы. Торжествующее звучание оркестра стихает до предельного пианиссимо, тремоло литавр подчеркивает неопределенные гармонические блуждания; постепенно, нерешительно собираются и все более крепнут раскаты главной темы, которая и начинает репризу в блеске tutti — по выражению Берлиоза, «подобно реке, спокойные воды которой, внезапно пропадая, выходят снова из своего подземного русла лишь затем, чтобы с шумом и грохотом низвергнуться пенящимся водопадом». Несмотря на ясную классичность музыки, четкую расчлененность тем, реприза не является точным повтором экспозиции, принятым у Гайдна или Моцарта — она более сжата, а темы предстают в другой оркестровке.
Вторая часть — типичное бетховенское адажио в сонатной форме, сочетающее напевные, почти вокальные по складу темы с непрерывной ритмической пульсацией, которая придает музыке особую энергию, драматизирующую развитие. Главную партию поют скрипки с альтами, побочную — кларнет; затем главная приобретает страстно-напряженное, минорное звучание в изложении полнозвучного оркестра.
Третья часть напоминает часто представленные в симфониях Гайдна грубоватые, полные юмора крестьянские менуэты, хотя Бетховен, начиная со Второй симфонии, отдает предпочтение скерцо. Оригинальная первая тема сочетает, подобно некоторым народным танцам, двудольный и трехдольный ритм и построена на сопоставлении фортиссимо — пиано, tutti — отдельных групп инструментов. Трио изящно, интимно, в более медленном темпе и приглушенной звучности — словно массовую пляску сменяет девичий танец. Этот контраст возникает дважды, так что форма менуэта оказывается не трех-, а пятичастной.
После классического менуэта финал кажется особенно романтичным. В легких шуршащих пассажах главной партии чудится кружение каких-то легкокрылых существ. Переклички высоких деревянных и низких струнных инструментов подчеркивают шутливый, игровой склад побочной партии. Внезапно взрывается минорным аккордом заключительная партия, однако это лишь набежавшее облачко в общем веселье. В конце экспозиции задорные переклички побочной и беззаботное кружение главной объединяются. При таком легком, незамысловатом содержании финала Бетховен все же не отказывается от довольно пространной разработки с активным мотивным развитием, которое продолжается и в коде. Ее шутливый характер подчеркнут внезапными контрастами главной темы: после общей паузы ее интонируют первые скрипки пианиссимо, завершают фаготы, имитируют вторые скрипки с альтами, — и каждая фраза заканчивается долгой ферматой, словно наступает глубокое раздумье… Но нет, это просто юмористический штрих, и ликующий бег темы завершает симфонию.
(А. К. Кенигсберг, Л. В. Михеева. 111 симфоний)
См. также: Музыка французской революции XVIII века, Бетховен. Четвертая симфония
Четвертой симфонией — B-dur (op. 60, 1806) — Бетховен создал новый, лирико-жанровый тип симфонии.
В известном смысле это произведение продолжает ту линию жанрово-танцевального симфонизма, который принял классический облик в поздних, лондонских симфониях Гайдна. Подчеркнуто танцевальное начало объединяет весь тематизм сонатного Allegro, лишенного драматических контрастных противопоставлений.
И все же Четвертая симфония Бетховена, с ее тонким поэтическим настроением, скорее предвосхищает романтиков, чем уводит назад к Гайдну. Ее наиболее оригинальные образы связаны с двумя лирическими Adagio: вступлением и второй частью. Жанровые мотивы (первое Allegro, менуэт, финал), близкие симфонизму XVIII века, по принципу подчеркнутого контраста оттеняют углубленно-мечтательное настроение медленных частей.
Вступление предвосхищает романтическую «прелюдийность». Медленное развитие мелодии, рождающейся как бы в поисках, тональное блуждание (движение одного и того же мотива по тональностям, отделенным друг от друга на полтона) — все это создает впечатление свободной импровизации. Звучание pianissimo у полного оркестра, чудесные темброво-колористические эффекты (отдаленные валторны), игра светотени (сопоставление мажора — минора) образуют красочно инструментальный стиль редкой самобытности и красоты.
Если вступление предвосхищало будущий романтический прелюд, то второе Adagio Четвертой симфонии можно назвать ноктюрном. В нем господствует таинственное лирическое настроение, приглушенное звучание. Свободно льющаяся, «романсная» мелодия противопоставляемая гармоническому фону «аккомпанемента», предваряет тему наподобие фортепианного вступления к песне, тем самым усиливая яркое сходство главной темы с вокальной лирикой романтиков:
В инструментовке Adagio чувствуется интимность и камерность. Моментами оркестр напоминает гигантский струнный квартет. Иногда кажется, что господствующий аккордовый фон можно передать звучанием фортепиано.
Финал Четвертой симфонии Чайковский назвал «фантастической картиной из мира волшебных, микроскопических духов, эльфов и гномов из шекспировского «Сна в летнюю ночь»». В формообразовании финала проявляется характерная особенность бетховенского скерцо: образы создаются не столько интонационными средствами, сколько безостановочным, легким, однообразным движением. Многое в музыке финала перекликается со скерцозно-феерическими пьесами романтиков2.
(Конен В. История зарубежной музыки с 1789 до середины XIX века. Бетховен)