Три сонаты для фортепиано Opus 31

Из этих сонат две первые были опубликованы в 1803 году, а третья в 1804 году. Они не имеют посвящений.

По воспоминаниям Черни, Бетховен сказал в 1802 году своему приятелю Крумпхольцу: «Я не удовлетворен моими прежними работами; отныне я хочу вступить на новый путь». Черни отмечает, что вскоре после этого появились сонаты ор. 31, частично осуществляющие новые намерения Бетховена.

Ромен Роллан характеризует эти намерения и их осуществление следующими словами:
«Крупные вещи... начиная с «neue Weg» (с перемены пути) 1802 года, поражают меня новой широтой конструктивной (и пианистической) разработки и тонкостью письма (исключая первую часть ор. 31 № 2), стремящимися скорее к заглушенным краскам и смягченным линиям, чем к определенному рисунку и резким противопоставлениям света и тени, характерным для обычного большого стиля Бетховена. Кажется (и я склонен верить этому), что Бетховена стала тяготить монументальность его наполеоновских речей с лапидарными фразами. выбитыми на глыбе ударами колотушки, этот стиль римских надписей, врезанных глубокими квадратными буквами: кажется, что он хочет расправить циклопическую деревянность своих членов и освободиться от своей природы. Он этого достиг... И не только Бетховен, а и вся музыка приобрела свободу новой выразительности, непринужденность, гибкость в суставах...».

Но, по-видимому, дело было не только в поисках нового стиля, а и в живом ощущении изменившегося порядка вещей. В письме к Гофмейстеру от 8 апреля 1802 года Бетховен категорически отказался написать сонату, подобную сонате пр. 22. Такие сонаты, по словам Бетховена, были уместны во время «революционной лихорадки». Но ныне, когда «все снова стремится войти в старую колею и Buonaparte заключил конкордат с папством — такую сонату? — была бы еще Missа pro Sancta Maria a tre voci, или Vesper etc. — вот тогда я бы взял кисть в руку и приписал бы Credo in unum большими фунтовыми нотами... По бог мой, такую сонату и эти новые наступающие христианские времена — ого! это не по мне, из этого ничего не выйдет...» .

Высказывание Бетховена очень характерно. В нем и реалистическое осознание изменившейся обстановки и ирония но адресу Наполеона, резко двинувшегося в сторону реакции. Ясно, что Бетховен не отказывается от своих передовых взглядов. Но он не склонен и к донкихотству разрушенных жизнью иллюзий. Бетховен готов временно идти окольными путями — но, конечно, так, чтобы при этом развить и обогатить свою творческую индивидуальность.

(Юрий Кремлев. Фортепианные сонаты Бетховена)