- English
- Русский
Печатается по изданию: А. С. Рабинович. Избранные статьи и материалы. Под общей редакцией проф. М. С. Пекелиса. Редактор-составитель Е. Л. Даттель. Предисловие Д. Д. Шостаковича. М., 1959, стр. 157—190. Публикация данной работы А. С. Рабиновича была основана на объединении глав из его незавершенной книги о Бетховене. В период с 1937 по 1954 год эти главы печатались в виде очерков о бетховенских симфониях (см. А. С. Рабинович. Первая и Вторая симфонии Бетховена. М., 1954; Девятая симфония Бетховена Л., 1937, 1941, 1946).
1 симфония
2 симфония
3 симфония
Лишь в конце 1790-х и в начале 1800-х годов начинают появляться на свет те произведения, которые теперь составляют немеркнущую славу Бетховена.
Отголоски идейного брожения «бури и натиска», волновавшие композитора в ранней юности, позднее уступают место ярким и неизгладимым впечатлениям французской революции (1789—1794). Бетховен примыкает к тому радикальному крылу мелкобуржуазной интеллигенции, которое рьяно сочувствует революции и восторженно приветствует крушение феодальной Европы. Оттуда и сочувствие Бетховена консулу Бонапарту, победоносному врагу древних династий и наследнику великой революции. Бетховен стоит среди тех немногих и лучших, для кого увлечение революционными идеями было глубочайшим внутренним сдвигом, определившим собою весь дальнейший жизненный путь. Правда, чисто политические идеи и представления Бетховена не отличались четкостью и логической последовательностью; но его мироощущение в целом и его художественное credo строилось на решительном разрыве со старым миром, было напоено пафосом борьбы и твердой верой в конечное торжество справедливости, в установление всемирного, всечеловеческого равенства и братства.
В переводе на язык науки это означает, что идеалы Бетховена соприкасались, с одной стороны, с мировоззрением робеспьеристов, а с другой — представителей утопического социализма первой трети XIX столетия. Вместе с тем в Бетховене жило стихийное, неосознанное чувство диалектичности мироздания; об этом неоспоримо и красноречиво свидетельствует его музыка, дышащая неукротимой энергией стремительно развертывающейся борьбы взаимно противоречивых элементов. Диалектика в те годы существовала и могла существовать только идеалистическая (Бетховен — ровесник Гегеля), а не материалистическая. Следовательно, нас не должны удивлять и «шокировать» те идеалистические и, в частности, религиозные моменты, которые встречаются во многих произведениях Бетховена (в том числе и в Девятой симфонии).
Не сразу складывается мировоззрение Бетховена, а в процессе постепенного преодоления множества тормозящих влияний, столь сильных в консервативной Австрии. Еще медленнее выковывается соответствующий етому мировоззрению новый музыкальный язык, волнующий и могучий. Состоявшееся в 1802 году знакомство Бетховена с оперной музыкой композиторов Французской революции (главным образом с Керубини) наносит последние, решающие штрихи. Непосредственно после этого Бетховен принимается за сочинение Третьей (Героической) симфонии, вслед за которой сплошной чередой создаются основополагающие, наиболее монументальные произведения Бетховена: опера «Леонора» (переименованная в «Фиделио»), Пятая, Шестая и Седьмая симфонии, музыка к «Эгмонту» Гете и др. В этих произведениях уже можно найти большую часть того, что покоряет слушателей Девятой симфонии, соединение смелой новизны с демократической общедоступностью, мужественную, непреклонную направленность «от мрака к свету», образ самоотверженного героя, освобождающего угнетенные массы от ига тиранов, и грандиозные концовки, наполненные гулом бесчисленной ликующей толпы.
В осень 1826 года Бетховен позднее обычного задержался в пригороде. Окрестности Вены, полные уютной приветливости, поздней осенью становятся суровыми и сумрачными. По опустевшим полям, по лесам, сквозь туман и стужу несется неистовый путник с тетрадью набросков в руках. Так сочиняется лучше всего: среди природы и почти всегда в торопливой, почти маниакальной ходьбе. Этот облик Бетховена запечатлен в описаниях и воспоминаниях многих современников. Таким он был не только в 1826 году — в пору и одиночества и мучительной глухоты, — но с молодых лет. Поэт Грильпарцер запечатлел его образ в стихах, где имеются такие строки:
Вот Бетховен в городе. Один из ревностных поклонников великого мастера, боясь тревожить его частыми посещениями, раза три-четыре в году навещал Бетховена, чтобы побеседовать с ним (он счастлив, когда это удается) и послушать кое-что из его новейших произведений. Перед каждым таким визитом этот почитатель всегда заходит к Шиндлеру узнать адрес Бетховена. Это может показаться странным — разве так часто меняется адрес? Почти всякий раз Шиндлер сообщает ему новый адрес, ибо за истекшие два-три месяца Бетховен успел переехать на новую квартиру. Постоянная склонность к частым переменам квартиры принимала иногда курьезные формы. Быть может, этим он инстинктивно пытался вознаградить себя за обусловленную глухотой невозможность дальних путешествий и хотя бы в этом «масштабе клетки» удовлетворить потребность своей беспокойной натуры в постоянном передвижении и перемене обстановки.
Эти черты бетховенской личности в образной форме отражают основное свойство музыкального творчества Бетховена. Это — пафос движения, беспокойного и порывистого, часто полного неуемной внутренней тревоги. В этом Бетховен не имеет соперника. Никто не умел, как он, отразить этого в музыке: дать ощущение движения, бега, полета, но не развивающегося по инерции, а изо всех сил прорывающегося сквозь препятствия и преграды; никто, как он, не умел выразить героический пафос борьбы.
Выковывая новый, могучий и волнующий музыкальный язык, Бетховен идет по пути демократизации музыкальной речи. Он ищет, иногда путем долгих усилий и творческих мук, наиболее общедоступные «слова» и «фразы» для выражения самых глубоких идей и заветных мыслей, самых обобщенных понятий. Этим именно и замечателен Бетховен. Он в поисках простоты придал своей речи значительность и суровость, разгружая ее от внешних «красивеньких» орнаментов, от изящной бессильной манерности аристократического искусства.
С этих позиций характерен и юмор Бетховена, в основном чисто народный, своей могучей грубоватостью бросающий вызов всем традициям аристократического искусства. Это не тонкая, высокомерная ироничность Вольтера, но шекспировское чувство комического, часто с примесью трагического. Последнее можно иногда встретить в бетховенских скерцо, где в рамки шутливой формы вложено и настроение глубоко затаенной печали.
Но вместе с тем, говоря о бетховенском юморе в музыке, нельзя умолчать о свойственной ему своеобразной иронии, в которой за смешным вдруг прорывается что-нибудь высокопоэтичное и даже величественное.
Наряду с глубокой верой в светлое будущее у Бетховена были периоды, когда его охватывало отчаяние, для выражения которого он умел найти необыкновенно сильные звуковые образы. Но отчаяние у Бетховена пронизано неукротимой порывистостью, возвышенной патетикой, достигающими огромной мощи выражения1.
Характеристика творчества Бетховена не исчерпывается этим. Есть в его музыке и другие стороны — и среди них существенное место занимает лирика. Правда, в симфонических произведениях Бетховена элемент интимно-индивидуальной лирики сведен до минимума, ибо композитор отлично понимал особенности данного жанра. Это подчинение единой цели в симфонии всегда ощущается у Бетховена.
На первый взгляд в симфониях Бетховена часто все части кажутся разнородными, но при более близком рассмотрении становится понятным, что все в них рождено из одного элемента, все подчинено одной поставленной цели.
Но как полны лирическим трепетом камерные произведения Бетховена, сколько в них захватывающих страниц душевных признаний! Квартеты, песни, фортепианные и скрипичные сонаты, с необычайной силой и лирической правдивостью рисующие внутренний мир идей, страстей и переживаний нового человека. Камерная музыка Бетховена — неисчерпаемый источник светлых и глубоких впечатлений для слушателя наших дней. Знание камерной музыки Бетховена помогает лучше понять содержание его симфонических произведений.
В этом смысле фигура Бетховена представляет желаемую полноту, равновесие и многогранность. Камерную его музыку нельзя полностью понять и оценить, не мысля на заднем плане симфонии, мессу и «Фиделио», и обратно: в восприятии симфоний все время следует помнить камерную музыку.
Романтик ли Бетховен? Отрицать наличие романтических элементов в творчестве Бетховена вряд ли возможно.
Когда мы говорим о завоеваниях буржуазной французской революции XVIII века, о ее положительных итогах, мы наряду с достижениями экономическими и политическими в неменьшей степени ценим и тот грандиозный сдвиг, который произошел в личном мироощущении каждого из миллионов людей, прямо или косвенно затронутых революционной бурей. В искусстве этот сдвиг принес рождение романтизма. Романтизм по своей направленности чрезвычайно различен, туманен и сбивчив. Однако в прогрессивных своих проявлениях он является детищем революции и необходимым этапом.
Бетховен в романтизме брал лишь более здоровые и прогрессивно-бунтарские его стороны и течения. Расслабленная нежность и мещанская уютность остались ему чужды.
Страсть и скорбь свою заковать в такие чеканные и величественные формы, чтобы, подобно творениям Гомера, они могли бы собою осветить целые века, — вот чего добивался Бетховен2.
«Эроика», «Фиделио», «Аппассионата» образуют единую цепь бунтарских героических манифестов, песен бури. Свыше трех лет, не ослабевая, длился этот период могучего созидания. Затем — небольшой перерыв, после которого следует новая полоса интенсивной работы. Но сочинения, появляющиеся в это время (1806, начало 1807 года), уже звучат по-иному, открывают новую сторону бетховенского творчества.
Прежде чем перейти к анализу отдельных симфонических произведений Бетховена, я хотел бы сказать несколько слов «не на тему».
Милый читатель, кто бы ты ни был: юный студент, впервые знакомящийся с классиками музыкальной литературы, или страстный любитель в «больших годах», — ты, вероятно, плохо знаешь бетховенские квартеты. Отбросив дипломатические смягчения, я даже сказал бы, что ты совсем их не знаешь. Поспеши же и прикоснись к этим дивным сокровищам (неповторимо прекрасных произведений). Ты в них найдешь образцы чистейшей лирики — интимнейшую речь великой души, не опошленной ни позерством, ни мещанской сентиментальностью, — и незабываемо-чудесные мелодии, бесконечно проникновенные, и остроумные страницы, полные тончайшей грации, то наивно эпикурейской, то ироничной, и эпизоды титанического неистовства, в своей необузданной взрывчатой стремительности опрокидывающие все законы музыкальной структуры — не только бетховенского времени, но и сегодняшнего «академизма»,— и страницы философских раздумий.
Ты поймешь, через какой лабиринт сложнейших и взаимно противоположных переживаний прошел человек, из-под пера которого вылились, казалось бы, столь цельные и простые мелодии финалов Пятой и Девятой симфоний.
Из далекого снежного Петербурга вернулся Чимароза и, обласканный мягким климатом Дунайской долины, покорил венцев своим шедевром «II matrimonio segreto» («Тайный брак»). В том же году (1792) возвратился в Вену и Иосиф Гайдн после полного триумфов двухлетнего пребывания в Англии. Обратный путь автора ста симфоний оказался несколько сложен: Франция уже находилась в войне с Австрией, и в Париже восставший народ готовился к провозглашению республики. Пришлось избрать иной маршрут.
Так случилось, что через Рейн Гайдну пришлось переправляться возле города Бонна. В Бонне проездом познакомился он с юношей еще ничем не знаменитым, но полным самых пылких надежд — Людвигом Бетховеном. В итоге этой встречи Бетховен решил поселиться в Вене — городе, ставшем его второй родиной. Первые три (приблизительно) года пребывания в Вене Бетховен еще стремился брать уроки у музыкантов старшего поколения. Но уже начиная с 1795 года из-под пера его выходят произведения, которые даже самый строгий ценитель не решился бы назвать ученическими. Пять лет спустя готовы уже около двадцати подлинно бетховенских опусов; среди них — такие значительные, как шесть квартетов (ор. 18), два фортепианных концерта и десять фортепианных сонат (ор. 2, 7, 10, 13, 14), в том числе знаменитая своей первой частью Патетическая соната и одно из замечательных произведений раннего Бетховена — Соната ре мажор (Седьмая).